Почему немалая часть нашей околокультурной интеллигенции выступает против своей страны? И по какому пути этой стране дальше идти – к победе капитализма или социализма?
На эти и другие вопросы в студии Радио «Комсомольская правда» (97,2 FM) ответил народный артист России, знаменитый кинорежиссер, обладатель «Оскара» Владимир Меньшов.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВЫНУДИЛИ
– Владимир Валентинович, десять лет назад вы отказались вручать приз «За лучший фильм» ленте «Сволочи». Бросили конверт на пол и сказали: «Вручать этому фильму, подлому и позорящему мою страну, не буду». И ушли. Почему?
– С этим фильмом была связана конкретная история. Им возмутились ветераны. А авторы «Сволочей» начали говорить, что, мол, они сами сидели в таких лагерях для детей-камикадзе, о которых этот фильм…
– И кто именно?
– Был автор повести, по которой сняли это кино, и автор сценария – Володя Кунин, с которым я даже приятельствовал в период его проживания в Советском Союзе. Но их быстро разоблачили и документами доказали, что не только таких лагерей не было, но и не были в таком лагере ни Кунин, ни другие. Но вдруг история всплыла там, куда меня позвали вручить главный приз. Я пришел, и оказалось, что среди главных призов вдруг замелькала эта картина, которая вообще-то даже не имела на это права – она была двухлетней давности. Я еще за кулисами предупредил, что, если эта картина получит приз, я ни за что его не вручу. И поступил как обещал. Это была провокация. Ее вытащили американцы, владельцы приза, это МТV было. Меня оглушили этим конвертом, пришлось вести себя по обстоятельствам.
– Вспомним еще 2011-й – председатель российского Оскаровского комитета Меньшов отказался подписывать заявку на представление на «Оскар» фильма Никиты Михалкова «Цитадель»…
– Было такое дело. И тоже объяснимое. Я к членам комитета по «Оскару» обратился с небольшим спичем: ребята, вы сейчас уйдете, а мне журналистам объяснять, почему мы выдвинули картину, не имевшую в прокате успеха, не собравшую и десятой доли от потраченных на нее денег, заграничного проката у нее нет, премий не имеет. А в этом же конкурсе две картины – «Елена», получившая приз на Каннском фестивале, и совсем свежий приз получила картина «Фауст» Сокурова. По какой же причине мы выбрали этот фильм Михалкова?! Они опустили глаза в стол и молчали… Из чего было совершенно понятно: а как мы можем своему начальнику отказать?
– А вы, значит, смогли?
– Это же было так некрасиво с эстетических даже позиций, не только с политических. Ну, ребята, давайте все-таки приличия соблюдать… Я тогда был вынужден сказать, что такой документ подписать не могу.
ДЕНЕГ НЕТ. НО МЫ ДЕРЖИМСЯ
– Вы потому так мало фильмов сами сняли, что не хотите «некрасивым» заниматься?
– Вероятно, это связано с тем, что я в профессии существую как-то не на 100 процентов. У меня есть и другие интересы. Во всяком случае, я помню, что пауза в 11 лет была связана с полным раскардашем в стране из-за перестройки, когда телевидение и газеты были интереснее искусства… Пока не созрело во мне желание отразить все это… как бы назвать поприличнее, что происходило тогда в стране, пока не нашлась форма. А форма нашлась – фарс.
– «Ширли-мырли», да. А сейчас вы должны были сниматься в фильме Бортко «Убийство городов». Про творящееся в Донбассе. Но фильм отложен?
– Резолюция – залог того, что он будет финансироваться?
– Ну да. Мы все были уверены. И вдруг началось какое-то странное торможение. Может, не теми чернилами написана резолюция?..
– А что вообще происходит? «Левиафану» государство деньги дает, «Матильде» дает. А Бортко на фильм про Донбасс, нашу боль, не дает.
– Вопрос не ко мне. Не знаю, чем это вызвано. Тем более что мы бросили большие деньги на производство фильмов, я имею в виду к 100-летию Октября, которые в конечном счете снижают уровень нашей революции – события мирового масштаба, тектонического сдвига в сознании людей. Мы вместо этого снимаем картины о Парвусе, персонаже, изобретенном Солженицыным, который практически никакого значения не имел.
– Люди собой меряют?
– Вы правильно сформулировали. Потому что это вопрос бескультурья человеческого, невежества. Люди, снявшие эти фильмы, уже вошли в такую возрастную категорию, когда они становятся учителями. Они – главные. Потому что наше поколение уже отступило с этих позиций. И вдруг вылезло вот такое. Мы сейчас набираем студентов и испытываем страх перед их невежеством. Да, они гораздо лучше меня обращаются с гаджетами всякими. Но поговорить с ними без гаджета не о чем. Если он чего не знает, говорит: сейчас, минуточку – и туда за справкой лезет. Это вроде просто, но это какое-то такое поверхностное, мерцающее знание, которое не заложено в глубины души.
– В гаджеты душу не вложишь. Получается, она и не нужна?
– И самое страшное, что эти люди уже сейчас берутся за такие ответственнейшие, как нам в свое время казалось, темы. Лениных промелькнул десяток в этих фильмах. И ни один не запомнился.
УНИЖЕНИЕ ПРОФЕССИИ
– С кино разобрались. Может, в театре дела лучше?
– Меня сегодня в театре очень мучает избыточная режиссура, которая угнетает. Потому что понимание себя режиссером как некоего демиурга, любым, у которого актеры – пешки, актеры лишь объекты приложения его сил, мне это кажется просто диким, и это обязательно взорвется. Я уже перестал ходить в театр. Потому что прихожу и вижу режиссуру, режиссуру… А актерам там негде прорваться! Не говоря уже про унизительные ситуации, в которых оказываются актеры, когда они вываливаются толпой в 20 человек… голыми.
– И что тогда?
– Я глаза опускаю. Слушайте, если серьезно, я в эти моменты думаю: какая унизительная профессия, боже мой! Я возвращаюсь к каким-то патриархальным взглядам на нее и на то, что действительно не напрасно актеров хоронили за оградой кладбища.
– А громкое дело Кирилла Серебренникова? Вы в отличие от многих коллег не поддержали его в этом скандале.
– Слушайте, ну там же не творческие вопросы. Всякие финансовые отчеты, там следствие должно разбираться. Сейчас вот еще Костя Райкин грозит поднять общественность. Ну, ребята, так ведь нельзя. Если берешь деньги у государства, надо отчитываться. Не следует подменять творчеством отчетность за деньги.
– Но чуть ли не вся околокультурная богема их поддержала.
– Там на 95 процентов мода, а не убеждения. Не берите в голову, у творческих людей с убеждениями не так мощно. Они меняются, они внушаемы чрезвычайно.
Владимир Меньшов на Радио «Комсомольская правда» (97,2 FM).Фото: ИВАН МАКЕЕВ
«КРЫМ? КОНЕЧНО, НАШ»
– Мне кажется, корень их проблем в том, что 86 процентов населения, которые за Путина и за «Крым – наш», они считают быдлом, а себя – элитой.
– Они просто не прошли проверку Крымом. Воссоединение с Крымом стало тем переломным моментом. И те, кто занял тогда жесткую позицию, что Крым не наш, сейчас испытывают большие трудности – я это вижу на талантливых людях, которые становятся маргинальными личностями. Они привыкли, что всю жизнь были продвинутыми, за ними следовали, и вдруг, вот как только от них звучат слова «Крым не наш», люди отходят от них.
– Но они все более ужесточают риторику, потому что им не остается другого. И становятся городскими сумасшедшими.
– У них есть своя, но очень ограниченная аудитория. Но это для них уже больно. Они не могут найти понимания. Потому что затронули в вопросе Крыма глубинные, фундаментальные вещи. Сколько их, кто считал себя властителями дум? Не на том уровне, кого мы так называли – того же Тарковского, Шукшина, – это был совсем другой масштаб. Но и эти ребята тоже привыкли, что они – средоточие всех светлых сил. Они росли в этом ощущении. И вдруг…
Даже лучшие представители этого коллектива неодиссидентов скатываются к маргинальному, и даже уходит талант. Я это вижу на примере того же Дмитрия Быкова – очень талантливый человек, за ним было интересно следить. Если вы сейчас отслеживаете его публикации, такое падение резкое. А их попытки выйти к людям обречены. Попробуйте сказать в общественном месте, в метро, что «Крым не наш», ей-богу, побьют.
– Скоро четыре года. Крым наш? Вы не изменили позицию?
– Ее невозможно поменять.
– А как же санкции?
– Все терпимо по сравнению с несправедливостью, которая случилась 25 лет назад, когда Крым оказался не наш. Я ездил по Украине еще за 10 лет до этого майдана и смотрел, и разговаривал с людьми, и видел, что Украина расколота по языку. Когда насаждался украинский не только в Крыму, но и в Донбассе. Это происходило с первых дней, как они отделились от нас, сразу началась украинизация. И она происходила, кстати, и в 1918 году так же. Прекрасно все это описано у Булгакова.
– На ваш взгляд, разрыв между либералами и остальными 86 процентами может грозить России расколом, революцией?
– Это смешно, никакого раскола нет. И 86 процентов нет, и 14 у либералов тоже нет. Это неверные цифры, я не доверяю социологии и этим опросам. Как поставишь вопрос, такой получишь ответ. Это больше астрология, чем астрономия. У Путина действительно громадный авторитет в стране, и прежде всего сейчас он поддерживается Крымом. А если начнет падать его рейтинг, я думаю, что у него в загашнике что-то еще припасено. Например, он может переименовать Волгоград в Сталинград. И его рейтинг опять взлетит до небес. Я думаю, кое-что такое держится на крайний случай.
– А если вам предложат стать доверенным лицом Путина на предстоящих выборах?
– Несомненно, соглашусь, поскольку альтернативы нет. Это невозможно, чтобы не было альтернативной кандидатуры, но так есть.
– А их, эти альтернативы потенциальные, выжигают, что ли? Или реально нет личностей?
– Я не вижу. Может быть, так зачищено поле вокруг, но есть и другое. Политическая популярность складывается из двух вещей – из поступков и из удачи. А Путин – удачливый политик. Чрезвычайно удачливый. Что он ни предпринимает, в конце концов выигрывает. Так складываются судьбы великих людей.
– Путин как-то сказал: тот, кто не сожалеет о развале СССР, у того нет сердца, но тот, кто считает, что его можно восстановить в прежнем виде, у того нет ума. Что нам вообще надо делать? Что строить?
– Мы уже «испорчены» тем социализмом, пусть он был не самый правильный и не самый красивый, но он был у нас. Мы жили в гораздо более справедливом обществе, чем капиталистическое. И каждый раз, когда мы делаем шаги в сторону дикого капитализма, к которому некоторые из наших руководителей призывают все время – пусть выживает сильнейший, – этот социал-дарвинизм не помещается в наших мозгах. Китайцы что-то нащупали свое между двумя общественными строями и двигаются успешно. Я думаю, нам тоже надо куда-то в похожую сторону смотреть. Возможно, что мы как раз сейчас нащупываем этот путь.
